— Ну почему же нет, Анатоль? Если нужно тебе помочь, придумаю что-нибудь. — Она нежно и понимающе улыбнулась. — Я человек благодарный и никогда не забуду, сколько хорошего ты для меня сделал и сколько дивных минут пережили мы вместе. Если у тебя есть время, я хотела показать тебе кое-какие планы по расширению санатория. Есть возможность сделать это на выгодных условиях, и я была бы рада, если ты опять войдешь в долю.
* * *
Небольшая цепная реакция.
1. Тайное донесение Себастьяна Иннигера, заведующего типографией «Мюнхенских вечерних вестей», директору «Мюнхенского утреннего курьера» Вольриху.
Иннигер. Я только что просмотрел верстку завтрашнего номера. Большой некролог на смерть Хорстмана написал Фюрст. На первой полосе еще речь американского президента и Генерального секретаря КПСС. Но главный шлягер номера — статья Вардайнера. На третьей полосе — огромный материал с подробными фактическими данными. В основном о спекуляциях земельными участками, несколько раз там помянут Шрейфогель. Это вам важно, да?
Вольрих. Это чертовски важно! Постарайтесь раздобыть оттиски, особенно той статьи, где речь о Шрейфогеле. И некролог Хорстману — тоже. Получите по сто марок за каждый.
2. Разговор Вольриха с директором Тиришем.
Вольрих. Вардайнер решился-таки и раскручивает на полные обороты. Оттиски уже на пути сюда.
Тириш. Знаете, меня это не удивляет. Только я не ожидал этого так скоро. Но тем скорее он окажется по уши в дерьме. И мы ему поможем.
Тириш срочно потребовал к телефону Шмельца, но тот, как всегда, был недосягаем. Тириш без обиняков назвал все это бардаком и попытался выйти напрямую на Бургхаузена, своего коллегу-конкурента. Хотел откровенно посоветоваться, что в интересах обеих сторон еще можно предпринять по этому делу. Но в издательстве секретарша с извинениями сообщила, что Бургхаузен — в Гармиш-Партенкирхен, где с премьер-министром Баварии участвует в заседании кредитного союза землевладельцев. Собирался вернуться только вечером.
Но вечером типографские машины наберут обороты и их не остановишь…
Тириш. Дайте срочно Шлоссера, это наша последняя надежда. Потом останется только уповать на Господа!
3. Телефонный разговор директора Тириша с доктором Шлоссером.
Тириш. Надеюсь, все готово к бою? Началось!
Шлоссер. Не волнуйтесь! Я готов к различным вариантам. Хотите послушать?
Тириш. Нет, спасибо, некогда. К вам приедет Вольрих, ознакомит вас со всем, что удалось раздобыть. Потом наступает ваша очередь выходить на ринг.
Шлоссер. Я готов! Вы еще удивитесь!
* * *
— Я не вовремя? — спросил от дверей комиссар Кребс.
Но Хелен Фоглер сердечно приветствовала его, и примчалась Сабина, сияя от радости.
— Вы за мной?
— Ну, собственно, да, хотел прогуляться с тобой немного, если мама не возражает и если ты уже сделала уроки.
— Еще вчера, — уверяла его Сабина. — Я их сделала сразу, как вернулась из школы.
— Отлично, — Кребс повернулся к Хелен. — Знаете, у меня как раз есть время и я хочу встретиться с одним старым коллегой, который ходит гулять в парк замка со своим псом.
— А что у него за пес? — нетерпеливо переспросила Сабина.
— Как бы тебе сказать, — попытался сообразить Кребс. — Нечто среднее между пуделем и терьером или между ньюфаундлендом и овчаркой. Пес просто отличный, и видела бы ты, какой умный…
— Мама, пожалуйста, разреши мне пойти взглянуть на этого песика!
— Ну беги, — Хелен Фоглер взглянула на Кребса. Подождала, пока Сабина исчезнет в прихожей, чтобы взять куртку, шапку и перчатки, потом сказала: — Думаете, я не знаю, зачем вам Сабина? Хотите расспросить ее обо мне. Ну что ж, я не имею ничего против.
— У вас есть причины для недоверия. И это оправданно. Но в отношении меня эти опасения можете отбросить, — перебил ее Кребс. — Можете поверить, если б я хотел узнать что-то важное, прямо и открыто обратился бы к вам.
— Ну тогда я рада. Из-за Сабины, конечно, — с неуверенной усмешкой ответила Хелен.
Кребс, искушенный знаток человеческой натуры, видел в этом первый признак доверия.
— Не помешаю? — спросил инспектор Фельдер, входя в кабинет редактора Лотара. — Мне нужно с вами поговорить. Знаю, многие не любят, когда их отрывают от работы… — добавил он, кладя на стол свое удостоверение.
— Не беспокойтесь, — Лотар небрежно взглянул на удостоверение. — Ведь я редактор воскресного приложения, а то давно готово. Так что сегодня я здесь случайно. Нужно написать некролог.
— Некролог на Хорстмана? Он был вашим другом?
— Что это значит — быть другом? Что вообще есть дружба? — начал разглагольствовать Лотар, как обычно, без особого успеха пытаясь привести в порядок свои светло-льняные волосы. — Где ее начало и конец? Как ее распознать? По тому, что вы ходите вместе поесть и выпить и по девушкам? Или по высоким словам, которыми мы вечно злоупотребляем в нашей газете? Дорогой мой, все это только иллюзии, в настоящей жизни они стоят не больше прошлогоднего снега.
— Но вы все же были с Хорстманом близкими приятелями? — не отставал Фельдер.
— А если и так — ну и что?
— Я один из тех, кто пытается разгадать загадку его смерти. И думаю, вы мне можете помочь.
— Но я не знаю, как и почему он умер, — осторожничал Лотар.
— Разве вас не радует возможность раскрыть убийство?
— А к чему? Его-то не воскресишь!
— Послушайте, Лотар, — настаивал Фельдер, — мы выяснили, что у него дома не было пишущей машинки. И в редакции он ей почти не пользовался. Но частенько работал у вас, или здесь, в этом кабинете, или у вас на квартире.
— Не отрицаю, — неохотно согласился Лотар. — Но чем он занимался — не знаю. И никогда не интересовался.
— Еще я вам хотел бы напомнить, прежде чем вы решите, что говорить мне, что нет, — нам не составит труда убедиться, что статьи Хорстмана были напечатаны на вашей машинке.
— Ну ладно, чего вы хотите? — сдался Лотар.
— Чтобы вы дали мне возможность просмотреть все рукописи, оставшиеся после Хорстмана, которые вы прячете.
— Прямо сейчас?
— Спешить не надо. Позвоните мне, когда как следует все обдумаете. У вас есть время до завтра.
* * *
Около пяти вечера доктор Антони Шлоссер добрался до «Мюнхенских вечерних вестей». Прежде всего, соблюдая формальности, заглянул в издательство, но застал там только секретаршу. Только потом отправился в редакцию. Там его принял Петер Вардайнер. Правда, минут двадцать заставил ждать. Встреча проходила в ледяной атмосфере и без формальностей.
— Герр Вардайнер, — заявил Шлоссер, заняв предложенное кресло, — обращаюсь к вам как к единственному ответственному руководителю, которого смог найти. Я пришел, чтобы предупредить вас, — в ваших статьях использованы материалы, являющиеся собственностью стороны, которую я представляю, и на эти материалы мы намерены предъявить свои права.
— Но позвольте, вы откуда знаете содержание статьи? — Вардайнер казался даже довольным. — Наша газета поступит в продажу только в понедельник.
— У меня надежная информация. По закону я не обязан указывать ее источники. — Шлоссер прекрасно знал то, о чем говорил. — Я только констатирую факт, что вы использовали данные, информацию и заметки Хорстмана, которые являются исключительной собственностью представляемого мною «Мюнхенского утреннего курьера».
— Вначале вы это попробуйте доказать, — Вардайнер старался казаться уверенным в себе, но заметно было, что начинал нервничать. — Дело в том, что Хорстман уже несколько недель работал на меня. Собирался перейти в мою газету, я ему платил.
— Это неслыханно! — воскликнул Шлоссер с хорошо разыгранным возмущением. — Ваше поведение противоречит всем основам корректных и коллегиальных отношений в мире прессы. Это просто бесстыдное сманивание людей. То, что Хорстман с вами сотрудничал, с юридической точки зрения ничуть не уменьшает вашу вину. Вы же знаете, что любое новое трудовое соглашение требует разрыва договора с прежним местом работы. Но такого не было, поэтому Хорстман…
— Знаете что? Убирайтесь отсюда! — взорвался Вардайнер. Проглотил два порошка, запил их водой и продолжал: — Журналистика, доктор, — не торговля бакалеей. Поймите, тут решают не договора и счета, а журналистская совесть.
— Можете оправдываться как угодно, но это не меняет факта, что с правовой точки зрения ваш поступок может вам очень дорого обойтись. Но я готов договориться с вами по-хорошему, найти джентльменское соглашение. Что вы на это скажете?
— Ничего! — Вардайнер ощутил резкую боль в сердце, но в то же время его охватило чувство триумфа. Ему казалось, что адвокат перешел в оборону.
— Обратитесь к моему юристу, герр Шлоссер.